Посланники мира

Иаир вернулся домой после собрания в синагоге разбитым. Хотелось спать. И еще это не проходящее ощущение тревоги… Когда в сердце тревога, сон не приносит ни удовольствия, ни облегчения. Тем более, в последнее время сны были настолько насыщены пугающими образами, что и сейчас Иаир не ждал от сна ничего хорошего. И все же надо было поспать, хоть не надолго закрыть глаза и попробовать расслабиться. Итак, Иаир лег и закрыл глаза. Он услышал, как Девра шепотом говорит Ципоре: «Папа лег отдохнуть, не шуми». «Она всегда так делает, оберегает мой покой», - подумал Иаир. «Девра никогда не обижается, если я отдыхаю днем, даже, если это не суббота, а обычный будний день. Другая бы, возможно, возмутилась, что муж спит вместо того, чтобы помочь ей в чем-то по хозяйству, но только не Девра.  Она настоящая еврейская женщина. Она так любит меня, и я люблю её», - думал Иаир, отдаваясь дремоте.

Первым образом, который увидел в накатывающемся сне Иаир, была дорога. Он и Девра шли по ней рядом, по краям дороги стояла высокая выжженная солнцем трава. Дорога была легкой и ровной, но постепенно тропа становилась все круче, устремляясь вниз, хотелось бежать. «Что происходит?», - тревожно спросила Девра, - «мне страшно, я не хочу идти дальше». Она  остановилась, её рука выскользнула из руки Иаира. Защемило сердце. «Прости, я должен там быть», - сказал Иаир и  пустился бегом вниз по тропе. Бег превратился в полет, и он летел некоторое время, ожидая удара, но на этот раз Иаир опустился в знакомом месте плавно. Здесь была ночь, но в темноте, наполненной стонами не было отдохновения, все двигалось, шевелилось вокруг, а где-то вдалеке сверкали сполохи пламени. «Геенна», - понял Иаир. Оттуда время от времени раздавались страшные крики. В свете далекого пламени было хорошо видно две фигуры. Один человек лежал вниз лицом и выглядел бесчувственным и лишенным жизни. «Это Иешуа», - понял Иаир. Рядом с Ним на корточках сидел уже хорошо знакомый Иаиру падший херувим, который заглядывал в лицо Иешуа, что-то говоря. Иаир сделал несколько шагов ближе к этой паре и стал различать слова. 

«Сын Божий, как я рад тому, что Ты наконец-то с нами, в нашем изумительно-омерзительном месте», - с издевкой в голосе говорил херувим. «Кстати, я давно хотел спросить, когда Вы создавали такую прекрасную вселенную, Вы специально устроили в ней такой гадкий уголок? Или это ошибка, недочет? Ой, простите меня, как я мог такое подумать? Разве Вы можете допустить просчет?! Значит, в этом мы должны видеть расчет? Но тогда, позвольте узнать, Ты, Сын Божий, рассчитывал ли здесь оказаться?! Или в этот раз Ты все-таки просчитался? Ты не отвечаешь, ты обессилен, это ночь Твоего бессилия. И я очень рад. Моя мечта сбылась. Ты стал воплощением греха, всего греха мира, всех этих гадких людишек. О, я понимаю Твой великий план. Но разве это не странно, что они же и распяли Тебя. Никакой благодарности! Да, гадкие твари, я всегда ненавидел их. И это венец творения?! Что это? Еще один просчет? Ты здесь не случайно, не так ли? Ведь это место – возмездие за грех, где же еще быть воплощению греха? Ты решил взять на себя наказание за грех? А думал ли Ты о последствиях? Думал ли Ты, что будешь здесь лежать раздавленный грехом, бессильный и безжизненный? Что это, просчет? Не думаю, что Ты рассчитывал на это! Что же, вот уже вторая ночь, это ночь торжества греха и позора, Твоего позора. Эй, смотрите, вот ваш «спаситель», Его путь закончен там же где и ваш, и что же получается? Все, что создал Всевышний – это, в конечном итоге, всего лишь Шеол, потому что здесь заканчивается путь всего творения. А как все начиналось, какая была претензия. Вот, что я вам скажу, Всевышний - неудачник, и Сын Его точно такой же как Отец. Они сами дали мне власть над этим местом, и я здесь властелин по праву. Здесь, где заканчивается жизнь каждого. Поэтому поклонитесь мне все. И Ты поклонишься мне, Сын Божий, это лишь вопрос времени». Иаир почувствовал боль в затылке, и к нему пришло осознание того, что он спит. Через несколько мгновений он проснулся, а в разуме его все еще звучали слова: «… это лишь вопрос времени».

«Время. Что оно в сравнении с вечностью? И можно ли хоть как-то сопоставлять эти два понятия? Является ли прожитый нами день частью вечности? Время  бежит неумолимо, но прибавляет ли оно что-нибудь к вечности? Или время и вечность находятся в совершенно разных измерениях? Всевышний Бог вечен. Это значит, что Он существовал до создания вселенной и вне творения. Он сотворил вселенную не потому, что Ему негде было жить, и Он не создал землю, как дом для Себя. Нет, Всевышний существовал прежде сотворения мира и вне него, и Он продолжает и всегда будет существовать независимо от творения. Хотя в творении проходят дни, годы, сотни и  тысячи лет, все это ничто для вечности. А сотворенный мир никак не может повлиять на Творца. Ничто в творении: ни люди, ни херувимы, ни ангелы, ни архангелы, ни животные, - не могут знать планов Всевышнего и как-то влиять на них. Если только Бог Сам по Своей воле до времени не допустит иного положения, если Он не приоткроет тайну, кому захочет, если Он только не позволит прикоснуться к себе тем, кого Он изберет. Творение помещено во время, во временную петлю, конец которой точно там же, где её начало, с точки зрения вечности. Но с другой стороны, в течение отпущенного творению времени, в нем производится огромная работа, здесь появляются и формируются духовные личности, и каждый выбирает, как ему использовать отпущенное время. Кто-то, используя свою свободную волю, восстает против Бога и становится Его врагом, а кто-то выбирает послушание Творцу! И это испытание самоопределением -  естественный отбор. Потому что только те, которые пройдут это испытание, выйдут из временного мешка и будут там, где Всевышний, где Его настоящий дом. А все те сотворенные духовные существа, которые не пройдут испытание, останутся во времени. Там, вне творения, где вечный Божий дом, нет ни рая, ни ада, - все это остается во времени и до времени. А те, кто достигнет вечного Божьего дома, вступают в новую, тайную, ведомую одному Всевышнему форму существования. Именно они и есть подлинное творение, именно они и есть дети Божьи, сотворенные во времени, но не для времени. А временное творение  это лишь сосуд, который используется для создания существ высшей формы». Так или примерно так думал Иаир, не отдавая отчета, откуда приходят эти мысли.

«Ты, падший херувим, думаешь, что Иешуа навечно останется в твоих владениях, но ты даже не представляешь себе, что такое вечность! Над Иешуа не властно время! Всевышний допустил, что Он сейчас находится в твоей власти, но это лишь на время», - вдруг, неожиданно для себя, вслух произнес Иаир. «О чем я? Ведь это только сон!» - подумал Иаир. Но что-то в сердце говорило: «Нет, это не просто игра воображения».

Бывает в жизни такое время, которое, кажется, ничего не значит. Конечно, каждое мгновение нашей жизни очень ценно. Да, бывают минуты, часы и дни, когда ты чувствуешь, что каждый миг в них наполнен смыслом, добрыми свершениями, и тогда ты идешь в постель удовлетворенный, - ведь время потрачено не зря. А бывает не так. И тогда нам кажется, что вся ценность и значимость настоящего заключается в неминуемо грядущем, еще не видимом, но неизбежно важном, решающем, судьбоносном будущем, а нынешнее - это только время приближения к нему. Тогда люди откладывают важные решения и не дают обещаний. Они говорят: "Ставки сделаны, осталось только ждать". Или: "Давай проживем завтрашний день", "Давай пройдем сквозь этот бой", "Давай вернемся с этой войны", ... "тогда и поговорим". Вот новобранец в душном вагоне, неудержимо несущем его на фронт, где смерть и кровь, смотрит на мелькающие деревья, людей, их дома, и все это для него в те минуты не имеет ровно никакого значения, а в голове у него нет никаких мыслей, только тоска и боль в груди.  А вот другой солдат, уже хлебнувший фронтового лиха в перерыве между атаками врага сидит в окопе и в оцепенении смотрит на его противоположную стенку. А за тысячи километров от того окопа - его любимая ждет вести с фронта. Недели, месяцы и годы проходят для нее бессмысленно. И в сердцах у всех этих людей звучит, не замолкая, один вопрос: "Что с нами будет?" Что будет!?"

А чего вы ждете от будущего? Удара? Боли? Страданий? Или мира, избавления и спасения. Поражения или победы? Смерти или жизни? Благословения или проклятия? С уверенностью можно сказать, что большинство людей, особенно в благоприятных обстоятельствах, отчетливо не осознают, чего они ожидают от жизни. Но при этом, наверное, нет такого человека, которому не знакомо состояние безотчетной тревоги, не покидающей сердце. Из нее, из тревоги, и соткано ожидание, а из ожидания и само будущее. Но можно ли противопоставить этому чувству тревоги, так органически вплетенному в сознание человека, что мы воспринимаем его как что-то совершенно естественное и даже иногда необходимое? Да, можно! Хотя это и непросто. Вы можете противопоставить ему вашу веру. Веру Богу, и Его истине, которая изложена в словах Писаний, Закона и Пророков, которая звучит в учении Иешуа и его благословенных учеников. В них, в этих словах, видна четкая и прекрасная канва для выхода из любой, самой затруднительной ситуации жизни.

Кстати, о канве в буквальном смысле: я видел много начатых вышивок по канве. Я слышал: "Это моя мама вышивала" или "Это я в детстве вышивал". Заброшенное рукоделие хранится во многих домах: и выкинуть жалко, и практического смысла от этой незаконченной вещи нет. Так и жизнь человека, когда-то верившего Богу и его Слову, а потом забросившего этот труд, - она выглядит, как заброшенное рукоделие. Могла быть прекрасная картина, а так ... только воспоминания, к тому же причиняющие боль своим обличением: "Ах, зачем же ты бросил работу надо мной? Зачем опустил руки!?" Но между тем, рисунок или не пройденный путь виден на каждой незаконченной вышивке по канве, будь то рукоделие или жизнь. 

Впечатление от сна было таким гнетущим и опустошающим, что Иаир не мог найти себе места. Будущее казалось мрачным, каким бывает самый пасмурный день, когда вокруг меркнут все краски, и воробьи сидят на ветках, поеживаясь. "Что с нами будет?". Хотя видимо ничего не угрожало жизни Иаира и его семьи, но этот вопрос все время пульсировал в голове. Казалось, именно в эти моменты решается вечная судьба рода человеческого. Иаир не находил себе места в доме, то садился, то, не в силах усидеть, вставал, и, наконец, наспех одевшись, вышел на улицу и пошел, не задумываясь, куда идет. "Я опять в таком же смятении, как тогда у дома Тала.  Мне необходимо слово Свыше, чтобы успокоиться".  "Господи, помоги мне, скажи слово!"  Иаиру хотелось опять почувствовать то памятное объятие Всевышнего, но он ощущал только как его ноги гулко, до звона в ушах, соприкасаются с землей, и все шел и шел, удаляясь от дома.  И тут перед внутренним взором Иаира предстала картина из того памятного утра, когда Иаир видел Иешуа проповедующим. Вот Он читает: "Он взял на себя наши болезни и унес наши недуги; а мы думали, Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, и ранами Его мы исцелились... Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих".

Что Он имел в виду, что Он хотел объяснить, что хотел донести до всех нас тем утром в синагоге? И только ли до той небольшой группы людей. Или это имеет всеобъемлющее значение. Объемлющее, в этом слове говорится об объятиях. Иаир опять вспомнил ту ночь, когда Всевыший обнял его. Иисус хочет обнять всех людей? Он предлагает свои объятия каждому?  Иаир не заметил, как ноги сами привели его к дому, не заметил что съел на ужин, и, наконец, настало время идти ко сну. Закончив все приготовления, они с женой ложились в постель, когда Девра попросила: "Задуй лампу". "Да, сейчас", - рассеяно ответил Иаир, продолжая  лежать на постели и смотреть на потолок, где мелькали неяркие сполохи от горящей лампы.

Иаир вспоминал, как Иешуа, уже сидя на месте проповедника, говорил: "Каждый человек нуждается  в прощении Господнем, однако, как все вы знаете, по Закону, без пролития крови не бывает прощения. Поэтому Господь, Бог человеколюбивый и милосердный, возлагает вину всего народа на Своего Помазанника. Он берет на Себя грех ваш, и Его кровь прольется за беззакония ваши. В Нем исцеление ваше от болезней и недугов ваших. И ныне сбывается уже это Писание на глазах ваших". Иаир несколько мгновений лежал, не дыша, боясь движением спугнуть приходящую мысль: "Иешуа действительно принял смерть, но Его кровь, как кровь пасхального ягненка накануне пролита с великим смыслом, о котором Он Сам проповедовал в то утро. Это Его жертва в искупление нашего беззакония. В Нем наше исцеление от всех недугов духа и плоти. И ныне, именно в это самое время сбывается это. В  Нем искупление!" И тогда  волны веры, умиления, сострадания и благодарности  охватили Иаира, а теплая слеза покатилась по его щеке.

Иаир продолжал думать, не зная как остановиться. Мысли сменяли одна другую, а лампа все продолжала гореть. 

Иаир понимал, что уже несколько раз он проваливается в сон, но страшился потерять такую важную нить мыслей и боролся с ним. По стенам метались сполохи огня, мгла то и дело была раздираема пламенем,  вырывающимся из под ног мечущихся, ползающих, катающихся от боли человеческих тел, покрытых пузырями от ожогов и гноящимися незаживающими ранами. Посреди них повсюду метались  страшные чудовища огромных размеров, по виду напоминавшие какие-то причудливые формы смешения человеческой расы и зверей. Они без устали раздавали свои удары страдальцам, усугубляя их и без того ужасные мучения.  Шеол свершал свою страшную работу. Но, где же Иешуа? Иаир пытался увидеть Его посреди этого всеобщего движения, но никак не мог найти, где же Он. От этого было очень тревожно, больно на сердце. Было жарко и очень душно. Вновь и вновь Иаир мучительно старался увидеть посреди массы тел дорогие сердцу очертания.  И вот, наконец, он увидел: изувеченное и все еще недвижимое тело Иешуа было прислонено к одной из стен. Глаза Его были закрыты. Наравне с другими мучениками Его тело страдало от жары, пламени и ударов адских чудовищ. От зрелища этого у Иаира вырвался стон отчаяния, он пытался бежать к Иешуа но не мог сдвинуться с места. «Помогите, помогите, а-а-а-а-а-а-а», - закричал Иаир. «Иаир, Иаир, что ты кричишь?» - услышал он голос Девры. «Прости», - сквозь сон ответил Иаир, повернулся на бок и вновь погрузился в сновидение.

Вернувшись, Иаир обратил внимание на изменения во внешнем облике Иешуа. Глаза Его были открыты, и лицо теперь было освещено светом. Но не тем сумрачным светом, который исходил от сполохов адского пламени. Луч приходил извне, но откуда? Иаир глазами стал искать источник света. Тонкий луч, пронизывая тьму, наполненную зловонным дымом, шел с самого верха и был направлен прямо на лицо Иешуа. Насколько Иаир мог разглядеть, наверху, в невидимом во тьме крове, как будто образовалась маленькая пробоина, и луч света врывался в царство Шеола, несмотря на то, что тьма и геенна пытались заглушить его. То был не обычный солнечный свет. Этот был похож на ярко светящуюся густую жидкость. Иешуа осматривался вокруг, когда одно из чудовищ пробежало с ревом: «Не смотрите на этот свет, отвернитесь все». Чудовище, раздавая удары, пробежало так близко от Иешуа, что от тяжелой его поступи тело Иешуа содрогнулось. Один и страдальцев, только что получивший удар, корчился рядом от боли. И тут … Иешуа протянул руку и погладил его по голове. Страдалец перестал стонать, отнял руки от головы и, глядя на Иешуа спросил: "Кто ты? Твое прикосновение принесло мгновенное облегчение. Я был богат и каждый день с блеском пировал в земной жизни, а теперь я мечтаю хоть о капле влаги с тех пиров и крошке хлеба, которые слуги, не жалея, сметали со столов. Но твое прикосновение, как исцеляющий невиданный поток. Кто-ты?"- "Я пришел, чтобы спасти тебя" - "Меня? Не-е-т, меня спасти невозможно, я обречен Всевышним на вечные муки в Шеоле. Разве ты можешь изменить волю Всевышнего?" - "Нет не могу, но Я могу ее исполнить, поэтому я пришел, чтобы спасти тебя от адских мук" -  "Воля Всевышнего в том, чтобы я был спасен? А как же мои грехи? А как же моя неправедная жизнь, разве за них я не должен мучиться?" - "Послушай, Я искупил тебя Своим страданиями, можешь ли ты поверить этому? Всевышний любит тебя, и поэтому Он послал Меня, чтобы я искупил твой грех. Веришь ли ты этому?" По мере того, как Иисус говорил, луч света становился все мощнее и освещал, заливал, заполнял собой все больше пространства вокруг. Все больше лиц страдальцев попадали в освещаемый им круг. "А я, можешь ли ты спасти меня?" "А меня?" "А меня?" - "Если верите мне, да! Всякий верующий в меня не погибнет, но будет иметь жизнь вечную. Верьте. Я искупил вас! Всевышний любит вас, поэтому Он помазал Меня, чтобы Я стал воплощением человеческого греха, грехов всех людей, и понес наказание за всех вас. Теперь вы свободны от мук ада!" Казалось бы при таких словах все страдальцы должны были броситься в этот освещенный круг, который все более и более расширялся. Броситься к ногам Иешуа, в Его объятия, и обрести спасение! Но нет, многие недоверчиво отступали вместе с тьмой, кишащими в ней чудовищами и падшим херувимом.  Оттуда, из тьмы в адрес Иешуа летели слова неверия, брань и проклятия: "Да кто он такой? Почему мы должны ему верить? Где это видано, чтобы из Шеола кто-то спасался. Будь ты проклят, обманщик. Зачем ты тешишь несчастных ложными надеждами, нам всем суждено здесь мучиться вечно". Между тем, свет заполнил уже большую часть Шеола. Силы тьмы с шипением бессильно корчились в оставшейся еще не освещенной части, а стены Шеола начали рушиться, и в них образовывались гигантские проломы, через которые Иешуа повел за собой спасенных. Он выводил их на освещенный солнцем берег моря.  Дул свежий бодрящий ветер, который играл в парусах огромного, невиданных  размеров ковчега, стоявшего у причала. "Поднимайтесь на борт корабля, он доставит вас к берегам вечной жизни, проходите, не сомневайтесь, ковчегу пора отправляться". Время шло, а Иешуа все продолжал неустанно звать пленников Шеола ко спасению, и поток их не кончался, пока последний уверовавший ни вышел из ада и ни поднялся на борт корабля.               

Теперь, когда корабль наполнился, на борту начались последние приготовления. Команда забрала трапы, поднялись паруса, и корабль, величественно покачиваясь на волнах, отчалил от причала. «Что не так? Что не так? Что со мной, откуда эта тоска, почему так давит сердце?», - пытался понять Иаир. Отчего эта грусть, ведь все закончилось хорошо! Ад побежден. Иешуа жив! Чего еще желать?» И тут он понял, в чем причина боли, сдавившей сердце. Иаир закричал: «Иешуа, почему я здесь, возьми меня с собой в ковчег, я хочу с тобой». Корабль был уже довольно далеко от берега, но Иешуа услышал его голос, Он повернулся к нему и прокричал в ответ: «Это твой выбор, если хочешь, прыгай, ты догонишь нас».

Когда Иаир был подростком, он с друзьями часто проводил время на берегу озера. Главной целью их компании, конечно же, было купание. В жаркие летние дни, они наслаждались прохладой гонимых бризами волн, которые с шумом накатывались на берег. В одном месте волны промыли в скальной породе сквозной грот, который полностью наполнялся водой набегающей волны при сильном шторме. Потом, когда волна откатывалась, она как бы высасывала воду из грота. Если в этот момент кто-то нырял в бушующее жерло грота, то на несколько секунд он оказывался в водовороте водной стихии: ни света, ни верха, ни низа, - только стремительное и непреодолимое движение и шум в ушах. "Вот он этот грот, увидел Иаир, я прыгну в него сейчас, и течение вынесет меня прямо к ковчегу", - решил он. Иаир дождался, пока волна наполнила грот, разбежался, как в детстве, и бросился в воду.