Рассказ
Как только забрезжил вялый свет безрадостного темно-серого утра, опять зазвучала канонада. Судя по ее звуку, бой шел где-то очень недалеко. «Пока идет бой, им не до меня. Им уже десятый день не до меня. Так я совсем сгнию в этом сарае. Господи, когда же это кончится!».
***
Пол, будучи солдатом, обвинялся в дезертирстве. Он ненавидел войну и не видел никакого смысла в том, что люди убивают друг друга. Все тяготило его здесь в тяжелой фронтовой обстановке. И вот однажды вечером он принял решение бежать. В ту ночь после многокилометрового марша, солдаты крепко спали. И только часовые, бодрствуя на посту, охраняли покой отдыхающего пехотного полка. Тогда Пол подумал: «Если не сейчас, то никогда больше!» Он встал, и даже не одев верхней одежды, вышел из палатки. Часовой сразу заметил его. Согнувшись и прижимая обе руки к животу, Пол показал часовому зачем он вышел и куда направляется. Часовой кивнул, и Пол зашел за палатку. А потом он бросился бежать. Куда? У Пола не было никакого определенного плана. Просто страх гнал его дальше и дальше от места, где идет война, и люди жестоко убивают друг друга.
Сначала Пол бежал среди деревьев, они, казалось, старались удержать его своими ветвями. А за то, что Полу удавалось избавиться от объятий деревьев, они хлестали его по лицу и рукам. Ноги путались в кустах и валежнике. «Деревья против меня», — прошептал Пол. «Почему все против меня, Господи?» «Я знаю, что я трус», — твердил он. «Я знаю, что я совершаю преступление». «Я знаю, что мне нет прощения, и если меня поймают, то обязательно расстреляют! Но я не могу больше! Мне страшно! Я устал! Я не хочу стрелять в людей, и не хочу, чтобы они стреляли в меня». Постепенно бег Пола сменился быстрым шагом, потом он стал двигаться медленнее, медленнее, медленнее, а с губ его со свистом одышки не переставали слетать эти горькие слова то ли оправдания, то ли молитвы. Наконец Пол вышел на поле, плавно спускающееся к реке. Уже вставало солнце, и стерня была ровно покрыта белым инеем. Над рекой поднимался туман. А на поле стояли стога сена. «Проклятая война помешала убрать стога», — промелькнула мысль. «Холодно», — остановившись, Пол почувствовал, что мерзнет. «И еще, я смертельно устал». Уже с трудом волоча ноги, он подошел к ближайшему стогу и стал руками проделывать в нем дыру. Солома сначала была влажной и холодной, а потом теплой, с запахом прелости. «Она сохранила тепло для меня», — подумал Пол, зарываясь поглубже в недра стога. С теплом пришел сон, как иллюзия избавления от бед.
Его нашли быстро, опытный полковой следопыт из индейцев, легко прочитал весь ночной путь беженца. Пол проснулся, услышав голоса, и сразу все понял. «Ну, вот и все, кончилась моя свобода, пришла пора за нее платить!» Не дожидаясь, пока его начнут вытаскивать из стога, он сам выбрался наружу. Прямо напротив его убежища ярко светило солнце, поднявшееся над лесом. Преодолевая боль в слезящихся от света глазах, Пол разглядел своего сержанта и еще четырех солдат с оружием наготове. Следопыт стоял чуть в стороне, засунув обе руки в карманы куртки. Его лицо выражало превосходство и презрение. Сержант как-то без особой злобы процедил сквозь зубы: «Ну что, выродок, ты даже удрать как следует не можешь? Бросай оружие!» «У меня нет никакого оружия», — ответил Пол. «Тогда пошел», — хриплым голосом сказал сержант. Он схватил Пола за шиворот и, толкнув его вперед, закашлялся. В расположение части они шли по сельской дороге. Оказывается, Пол все ночь бежал по лесу всего в нескольких десятках метров от дороги. Сержант молча шел первым за спиной Пола. Солдаты о чем-то переговаривались в полголоса, иногда хмыкая от сдержанного смеха, но Пол не разбирал их слов. «Какая бессмыслица», — подумал он, — «я действительно просто смешон и заслуживаю презрения». «Кому я нужен на этой земле?». Полу стало страшно. Рот пересох. Лицо охватило жаром, живот тянущей болью. Он представил, как его будут расстреливать: Вот сержант командует «Пли!», и пули раздирают его тело. «Господи, мне страшно!», — прошептал Пол. «Ты что там молишься? Самое время для молитвы. Хотя теперь тебе и Сам Бог не поможет», — прохрипел сержант. Солдаты засмеялись. «Бог не поможет! Почему? Я грешник. Я нарушил присягу. Я обманул людей. А Бог, Он огонь поедающий. Пастор всегда любил говорить проповеди на эту тему. Было так страшно, жизнь казалась после этих проповедей минным полем: только соверши один неверный шаг, и ты сгорел. Только вот почему же Бог еще не сжег огнем весь этот мир? Сколько в нем греха! И эта война, разве это не ужасный грех?»
***
А снег все шел и шел, было видно, что его толстое белое, холодное покрывало уже укутало землю. Приблизительно с полудня бой прекратился, а с наступлением темноты все звуки снаружи стали глухими и невнятными из-за снега. Пол представил как на месте сражения снег падает на еще недавно пролитую свежую кровь, на развороченную колесами землю, и все становится белым и торжественным, как будто и не было боя, боли и смерти. «Тогда придите — и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю», — почему-то пришел на память стих, который Пол учил наизусть в воскресной школе. В этот момент к двери сарая кто-то подошел. «Дверь уже завалило», — услышал Пол хриплый голос сержанта. «Эй, ну-ка надави изнутри». «За мной пришли. Сейчас поведут на суд, а потом приговор и смерть. Нет!» «Сами открывайте», — стал вдруг истерическим голосом кричать Пол. «Пришли, чтобы убить меня и хотите, чтобы я вам дверь открывал!» «Да какое у вас есть право меня судить. Вы! Убийцы! Какое у вас есть право убить и меня. Мало вам крови, которая проливается каждый день. Я ненавижу политику! Я ненавижу войну!…» Так Пол стоял посреди холодного сарая и, обхватив запрокинутую назад голову руками, кричал, уже и сам плохо понимая свои слова. А снаружи открывали дверь. Наконец на пороге, в свете фонаря появилось лицо сержанта. Пол замолчал. А сержант вдруг неожиданно мягко проговорил ему: «Не то ты говоришь, сынок, пойдем». Пол весь дрожал, руки и ноги не слушались. Озноб пронизывал все тело. Он вышел наружу. Сержант слегка подтолкнул его: «Иди». Снег под ногами скрипел, и по дорожке в большую штабную палатку со стороны лагеря была проложена только одна цепочка свежих следов. Пол, будучи новобранцем, не представлял себе, как происходит суд военного трибунала, но был уверен, что на нем будут присутствовать много людей. «Где же их следы?», — подумал он. «Они обязательно соберутся, люди любят судить и не пропустят такого случая».
В палатке огонь маленькой дровяной печки освещал небольшое пространство вокруг мягким дрожащим светом. Рядом с печкой спиной к входу на раскладном стуле сидел армейский капеллан. Он, обернувшись, мягко сказал сержанту, оставьте нас. Тот кивнул и вышел. «Садись, Пол», — он указал на стул напротив. Пол, с трудом понимая, что происходит, подчинился. «Замерз?», — спросил капеллан, — «выпей кофе», — он указал на кружку, которая стояла на печке. Пол взял кружку и стал пить горячий кофе мелкими глотками. Тепло проникало в тело. «Мы ждем суда?», — спросил Пол. «Суда? Нет. Суд уже состоялся». «О чем вы, капеллан? Как такое может быть? Вы еще шутите со мной?» «Подожди, Пол, не горячись, ты помнишь, какое сегодня число?» «Нет, кажется, когда меня поймали, было четырнадцатое, значит сегодня двадцать четвертое». «А месяц помнишь?» «Декабрь? Да, декабрь? Ну и что?» «Тебе эта дата ни о чем не говорит?» Вдруг голова Пола закружилась, из прошлого послышался звон колокольчиков, шум детских восторженных голосов… Елка. Свечи. Запахи праздничного стола. И голос матери: «С Рождеством, сынок!» «А подарки, мама?». «Есть подарки, милый, слава Богу, как Он любит нас». «Сегодня сочельник перед Рождеством», — ответил Пол. «Правильно». «А ты не задумывался, почему в Рождество дарят подарки, Пол?» «Я что-то слышал об этом, но сейчас у меня голова плохо работает». «Так вот, в Рождество люди дарят подарки друг другу в воспоминание о том бесценном даре, который мы получили от Бога. Он подарил нам Своего сына и с Ним, всю Свою любовь и вечную жизнь. Что ты думаешь об этом, Пол?» «Мне трудно сейчас говорить о Божией любви, капеллан, кругом война и смерть, она уже стоит за моей спиной, сколько мне еще осталось жить?» «Ты не умрешь! Ради Того, чье Рождество мы празднуем, ты помилован! Его уже осудили и распяли за тебя …» Капеллан еще продолжал говорить: «… тебя нашли возможным перевести в хозяйственную службу …», но это уже казалось Полу нереальным, и он понял, что теряет сознание. «Он твой Спаситель!» «Спаситель … Спаситель … Спаситель …», — раздавалось эхом в голове, и Пол рухнул со стула.
«Я умер, и всему конец!», — работала мысль. «Он умер», — вдруг прогремел голос где-то рядом. Пол испугался: «Что происходит, кто это говорит?» «Какая разница, поднимайся, пора на суд. Пошел», — хриплым голосом сказал кто-то невидимый. Он схватил Пола за шиворот и, толкнув его вперед, закашлялся. Пол вышел из палатки, под ногами заскрипел снег. «Это уже было со мной», — подумал Пол. А в ушах зазвучал злобный шепот: «Вот ты и попался, ты виновен, ты грешник, ты трус, ты обманщик, тебе не избежать наказания, иди, Судья ждет тебя». «Кто это говорит, какой Судья?» Впереди стояла большая белая палатка, освещенная изнутри, а на белом снегу была видна только одна цепочка свежих следов. Тут Пол вдруг осознал, что все это ему грезится и открыл глаза. Прямо над собой он увидел лицо капеллана. Рядом с ним стоял сержант. «Ну, ты напугал нас, парень. Глупо умирать в день, когда тебя помиловали», — сказал сержант и закатился в приступе кашля. «А я знаю, Кто там, в белой палатке», — лежа на полу, и, глядя в лицо капеллана, сказал Пол. «Там нет никакого судьи, там Иисус. Он ждет меня, чтобы объявить, что я помилован и оправдан!» «Я не совсем понимаю, о какой палатке ты говоришь», — ответил капеллан, — «но я все равно рад за тебя, вставай». Пол встал на ноги с необычайной легкостью. Сердце радостно билось. «Я могу идти?» «Да, сержант тебя проводит. Нет, постой, еще минуту, из дома тебе прислали посылку к Рождеству. Вот возьми». Сказав это, капеллан протянул Полу маленький сверток. Он нетерпеливо развернул его. Сверху лежала Библия, которую Пол с детства брал с собой в церковь. А под Библией – теплый, пушистый шарф. «Милая, милая мама, как я люблю тебя. Как мне сейчас нужна эта любовь, тепло этого шарфа, как я замерз, как я устал». И тут он понял, что усталость, холод и все страдания — это всего лишь тень, а впереди Спаситель, от него исходит свет, тепло, покой, мир и жизнь. «Ладно, пора идти», — сказал сержант и закашлялся. Пол шагнул к нему, протягивая шарф. «Возьмите, Вы простужены, это мой подарок Вам. Счастливого Рождества». Капеллан сказал, улыбаясь: «Давайте помолимся». В ту ночь Пол спал крепко, прижимая к груди Библию.